Холодный дом, который построил Рон

Когда-то мастерская Брюса Мак-Ларена площадью всего-то в 250 м² располагалась в небольшом гараже в Фелтеме. На ее дверях висел листок бумаги со словами: «Не стучите. Мы не можем терять время»». Прошло почти три десятка лет, «МакЛарен» переехал в Уокинг и из небольшой мастерской превратился в солидное предприятие с годовым оборотом в несколько десятков миллионов долларов. На его дверях теперь нет нужды развешивать предупредительные надписи — у посторонних нет никаких шансов туда пробраться, их остановят еще у ворот. Вход на территорию лиц без специальных пропусков запрещен. Очевидно, именно из-за этих строгостей среди журналистов ходит немало толков о тайнах «Мак-Ларена». Многочисленные победы команды в 80-е годы объясняют какими-то сверхсекретными технологиями, разработанными инженерами-перебежчиками из аэрокосмических фирм в тиши «маклареновских» конструкторских бюро. Подогревают эти догадки слухи о необыкновенной любви Денниса к чистоте и болезненной подозрительности. Не удивительно поэтому, что, получив приглашение посетить это таинственное и почти недоступное место, мы волновались не меньше обозревателя «Красной звезды», приглашённого в центр ядерных исследований в Лос-Аламосе. Завод «Лотос» расположился в старинном замке, команда Кена Тиррела построила эдакий современный «охотничий домик в лесной чаще. «Мак-Ларен» же, во всяком случае из окна автобуса, показался начисто лишенным какой бы то ни было романтики. Только легкая ограда и внушительная площадка, уставленная десятками разномастных автомобилей, отделяла нас от двух приземистых зданий из темного стекла. Уокинг — небольшой город в двадцати километрах к юго-западу от Лондона, почти сплошь застроен современными стеклобетонными коробками — красивыми и не очень,— так что два черно-красных прямоугольника ничем не выделялись. Наш автобус миновал ворота, охраняемые людьми в черно-белой униформе. При этом «вневедомственная охрана» совсем не проявляла к нам повышенного любопытства. Пропуска на ветровом стекле и пары слов «старшего машины» оказалось вполне достаточно. «А ведь среди двух десятков журналистов вполне мог бы проскочить шпион из «Вильямса» или «Феррари»! — невольно подумалось мне.— Где же пресловутая секретность? Может быть дальше?» В дверях в меру приветливая девушка строго предупредила всех о том, что фото-, кино- и видеосъемка на территории завода запрещена. Всю аппаратуру нам придется оставить в музее. С вежливой улыбкой она прикрепила к нашей одежде бирки с фамилиями. Как мы вскоре заметили, на рубашках и пиджаках всех, кто здесь работал, были написаны их имена и фамилии. Наверное, для того, чтобы не перепутать: в одинаковой красно-белой «мальборовской» форме (только занимавшиеся непосредственно нами чины из рекламного отдела томились в костюмах-галстуках) и рабочие, и инженеры, и официантки просторной светлой столовой были похожи друг на друга, как красно-белые автомобили фирмы,— лишь наметанный глаз заметит различия. Первое помещение, которое не минует ни один посетитель завода,— «музей боевой славы». Тесно прижавшись один к другому, стоят здесь «Мак-Ларены» победители. Но что любопытно, нет ни одной машины «доденнисовского» периода. Ни одного «оранжевого слона», как когда-то называли триумфаторов Кан-Ам, ни одного автомобиля Фиттипальди или Ханта — только «формулы», принесшие славу фирме Рона Денниса — «Мак-Ларен Интернэшнл», образованной в 1980 году. И еще один маленький штрих. Кроме этих машин и стеклянных витрин с наградами, завоеванными гонщиками команды, на всем заводе нет больше и намека на то, чем занимается фирма. Как нам вскоре предстояло убедиться, в этом — весь Деннис. Минимум сантиментов, максимум целесообразности. Итак, вдоволь налюбовавшись на бесчисленные Гран-при, "напозировавшись" с автомобилями Лауды, Проста и Сенны, мы, наконец, попали туда, куда не положено проникать обычному смертному. Нечто среднее между секретным объектом Пентагона и сказочной пещерой АлиБабы! И мы приготовились «смотреть обоими глазами и слушать обоими ушами». Первое, что отметил взгляд, как светло и просторно! Пять лет назад при строительстве новых корпусов явно не экономили на квадратных футах — в цехах, в отличие от «Тиррела», например, где пришлось побывать до этого, или «Лотоса», кажется, вполне хватит месте, чтобы собирать небольшие самолеты. Впрочем, и цехами-то их называть неловко. Мы привыкли связывать с этим словом грязь, шум, пыль, разбросанную кругом стружку и пролитое, сочащееся буквально изо всех щелей масло. Цеха «Мак-Ларена» действительно поражают чистотой — пол сверкает, на стенах ни единого пятнышка, рабочие — в белых рубашках. Не только участок металлообработки, даже автоклав — огромная печка, где «выпекаются» углепластиковые детали автомобиля,— выглядит так, будто его еще ни разу не использовали по назначению. Впрочем, стерильная чистота на рабочем месте — диковина только для нас. Для западных предприятий, имеющих дело с электроникой, это обычное дело. И все же, основываясь опять же на личных впечатлениях, скажу, что в «конторе Денниса» на порядок чище, чем у того же «дядюшки Кена». Правда, тайной это никак не назовешь. ' Любой завсегдатай формулы 1 расскажет вам с полдюжины анекдотов о необыкновенной любви Рона к чистоте. Но ведь не она же в самом деле лежит в основе успехов знаменитой команды! Иначе «Эрроуз» или «Минарди», с шампунем отдраив каждую железку и каким-нибудь вакуумным пылесосом пройдясь по цехам, давно уже обставили бы «Мак-Ларен». Но тогда в чем - же секрет? Мучимые этой мыслью, мы продолжали обследовать завод. Но вот что странно — чем дальше, тем больше поиски «главной военной тайны» Денниса стали казаться нам безнадежнее. Здесь все было так, как и должно было быть. Нам подробно объясняли ход производственного процесса. Рабочие (или инженеры — как их называть?) с серьезными и благожелательными лицами позволяли заглядывать практически всюду. Какому-нибудь Штирлицу с фотоаппаратом-пуговицей здесь было бы где разгуляться. Да вот беда — что снимать-то? Что на заводе сочетаются, с одной стороны, компьютерное проектирование, космические материалы, обрабатывающие центры с программным управлением, а с другой — ручное изготовление, сборке и наладке? Но это общепринятая практика. Что на одно только шасси уходит не меньше недели кропотливого труда более чем сотни рабочих? Но ведь это у всех так. Единственное отличив — оборудование используется только в одну смену, а сверхурочные категорически запрещены. Но этого Деннис и не скрывал никогда. Он вовсе не стремится, чтобы его подчиненные «горели на работе», считая, что каждый должен отдавать фирме ровно столько времени, сколько предписывает законодательство. Все как у людей — так, пожалуй, можно в двух словах описать место, где делают «мак-ларены». Правда, с одной небольшой оговоркой — по крайней мере, не хуже, чем у людей. Как правило, все, что мы увидели здесь, было чуть больше, чуть современнее, чуть дороже, чем, скажем, в Окэме у «Тиррела». Металлообрабатывающие станки — самых последних моделей, участок доводки моторов — гораздо просторнее и лучше оборудован и даже автоклав не один, а два, что, видимо, связано как раз с нежеланием работать в две смены. Но это прямо-таки бросающееся в глаза богатство — причина или следствие? Вопрос спорный. Ведь у «Феррари», например, завод (специально сооруженный в Англии!) был не менее современным и отлично оборудованным. А побеждал-то «Мак-Ларей»! Так что обилие самого современного оборудования вряд ли можно считать «военной тайной» Рона Денниса. Необычной нам показалась, на первый взгляд, лишь система контроля качества — исключительно жесткая. Каждая из нескольких тысяч деталей автомобиля формулы 1 — будь то «Феррари», «Джордан» или «Бенеттон» — имеет заводскую табличку с номером и датой изготовления. Но детали «Мак-Ларена», кроме того, несут еще и личное клеймо изготовившего их рабочего. Данные эти заносятся в компьютер, так что в любой момент можно найти ответственного за любую неисправность. Причем дефект прослеживается до разработчика-конструктора. Понятно, такой всеобъемлющий контроль не всем по душе. Но Рон и не скрывает, что никого не удерживает. Даже наоборот: «В высшей степени нецелесообразно, когда судьба всего предприятия зависит от таланта или энтузиазма одного-двух человек. В этом случае не будет человека — не будет предприятия. Наша задача — добиться, чтобы завод функционировал, какие бы «детали» из него ни изымались». Вот в чем суть «маклареновского» стиля. Максимально эффективное техническое, технологическое и организационное решение любого вопроса. В результате машины команды, не поражая техническими новинками, почти всегда превосходят конкурентов. Денниса заботит, прежде всего, конечный результат. Каждая деталь, узел должны быть сконструированы и изготовлены с максимальной точностью. По глубокому убеждению менеджера, победа придет только тогда, когда во всей цепочке — от головы конструктора, где зародилась идея, до рук пилота, сжимающих руль автомобиля на трассе,— не будет ни одного изъяна. Но победы — не самоцель, они нужны Рону не для спортивной славы, а лишь как инструмент для зарабатывания денег. В отличие от большинства своих предшественников и многих коллег-менеджеров, он не спортсмен-энтузиаст. Прежде всего, он — бизнесмен. Дом англичанина — его крепость. Поэтому ГОСТЯМ никогда не придет в голову советовать хозяевам изменить в их доме что бы то ни было. Но мы — не хладнокровные сыны Туманного Альбиона. Во всяком случае, покидая Уокинг, я испытывал — нет, не разочарование, конечно,— но некоторую грусть. Мы мечтали заглянуть в тайну самой недоступной автогоночной команды. Нам это удалось. Но тайны, как оказалось, в ней не больше, чем в конструкции двери швейцарского банка. Зато максимум целесообразности и эффективности. Образцовое капиталистическое предприятие — но меньше, но и не больше.


^{Текст: А. МЕЛЬНИК м А. ГУРЕВИЧ (фото)}